Эта история непризнанного отцовства и неприкаянного сиротства – не такая уж редкость. Еслибы не громкие имена обоих родителей Ари Булоня
Фамилия, которую Ари Булонь носит, сколько себя помнит, странно созвучна c той, какую он хотел бы носить, о которой мечтал. Право своего первородства он не отдал бы никому, беда только в
том, что права этого у него никогда не было. В метрике младенца Кристиана Аарона, появившегося на свет в пригороде Парижа 11 августа 1962 года, твердым почерком раз и, как оказалось, навсегда записано: «Мать – Криста Пэффген, отец – неизвестен». Неизвестен? Первый красавец европейского кино, звезда фильмов Рене Клемана и Лукино Висконти, официальный жених Роми Шнайдер, Ален Делон уже в те годы был даже слишком известен. Это были годы его взлета. Множество поклонников и поклонниц, вереница влюбленных в него женщин, готовых на все, а утром даже имени очередной малютки не вспомнить… Да и зачем? Ведь у него была Роми.
Он не хранил ей верность, «секс втроем» не был чем-то исключительным в их любовном обиходе, и, как уверяла уже после смерти дочери несостоявшаяся теща Магда Шнайдер, Ален даже не считал нужным предупреждать невесту о том, какого пола будет их третий партнер. Один из самых громких романов ХХ века был менее всего похож на идиллию, но все же только одной Роми позволялось предъявлять на него права. Новость о том, что одна из случайных подруг ждет ребенка – и утверждает, что от него, Делон встретил холодно и, разумеется, не признал отцовства.
Это же была всего одна ночь, уговаривал он девушку, пока еще надеялся на ее благоразумие. Одна ночь, всего одна-единственная ночь, возмущенно повторял он потом при каждом упоминании о ребенке – неурочном плоде той несчастной встречи. «Одной-единственной» оказалось достаточно – Криста Пэффген никогда в этом не сомневалась.
А вот «малюткой» она не была, как не была ни обычной, ни очередной, даже Кристой Пэффген ей довелось побыть совсем недолго. В 13 лет Криста бросила школу ради карьеры фотомодели, чуть позже авантюрно и удачливо сбежала из Германии вместе с матерью в полной уверенности, что во Франции по достоинству оценят ее необыкновенную красоту и многочисленные таланты. И не ошиблась. Подиум, по которому она уверенно дефилировала еще в Берлине, был только первой ступенью к настоящей славе.
Очень высокая – более 180 см ростом – белокурая богиня эпохи хиппи, одна из первых мировых топ-моделей, муза Коко Шанель (а позднее – и Энди Уорхола) стала в свои парижские годы андрогином Нико. Псевдоним придумал ей фотограф Герберт Тобиас, давний приятель: он подарил ей имя своего любовника, режиссера Нико Папатакиса, потому что собственное казалось Кристе «слишком бюргерским». В 1959 году она снялась в фильме Феллини «Сладкая жизнь» (где рядом с ней дебютировал и Адриано Челентано), но, несмотря на потрясающие внешние данные и киногеничность, актрисой так и не стала.
Встреча с Делоном, унижение, пережитое в ратуше парижского пригорода Нейи, где, регистрируя новорожденного, ей пришлось сказать: «Отец неизвестен» (заявление фатальное для попыток добиться экспертизы и признания отцовства в суде), – все это заставило Нико искать реванша в иных сферах. В 1965 году она приехала в Лондон, чтобы начать карьеру певицы. Первый сингл (с песней Гордона Лайтфута I’m Not Saying) Нико записала с помощью Брайана Джонса из Rolling Stones, а в конце того же года в Париже уже была близка с Бобом Диланом, который посвятил ей одну из своих песен и познакомил с Энди Уорхолом. Эта встреча изменит ее жизнь. Именно Уорхол ввел ее в состав группы Velvet Underground, возглавляемой музыкантами Лу Ридом и Джоном Кейлом. Название The Velvet Underground носила книга о садомазохизме, которую Лу Рид нашел в своей съемной квартире, – очевидно, ее забыл предыдущий жилец.
Он даже сочинил песню, вдохновленную «Венерой в мехах» Леопольда Захер-Мазоха, а затем появилась Нико – настоящая Венера в настоящих мехах. Сама мать Делона, впервые увидев Ари двухлетним малюткой, ни минуты не сомневалась: Ален – его отец Энди Уорхол, ставший продюсером группы, помог заключить контракт со звукозаписывающей фирмой и предложил в качестве вокалистки свою протеже, фактически даровав тем самым Velvet Underground возможность создать звук, которого музыканты долго добивались. Низкий, глубокий, «тевтонский» голос Нико с его леденящим тембром идеально подходил для стилизованных мистерий дебютного альбома группы.
Невозможно представить себе иного звучания для такой классики рока, как All Tomorrow’s Parties и Femme Fatale. Однако сама она не чувствовала себя в VU органично, не догадываясь, что уже вошла в легенду, решила, что ее вокал плохо вписывается в музыку ансамбля, и стала выступать сольно. Прежние коллеги обожали ее, когда она была рядом с ними, и не перестали обожать после ее ухода (а Кейл даже спродюсировал ряд альбомов Нико). Эта светловолосая рейнская дева вообще не знала поражений (кроме «одного-единственного»), она была идолом, иконой для своего окружения – для Боба Дилана, режиссера Пола Морисси, Дэвида Боуи (которому она, кажется, отказала), для Джима Моррисона, Лу Рида, Брайана Джонса (которым, кажется, отказано не было), для Уорхола, с которым у нее тоже был своеобразный роман, хоть и совершенно платонический. Попасть в компанию Уорхола означало тогда оказаться в самом центре международной богемы, его заботливое покровительство обеспечило Нико статус звезды и сомнительную честь стать символом гейсообщества, королем которого был сам Уорхол.
Нико демонстративно сетовала на то, что не родилась мужчиной, и компенсировала ненужную женственность свободой в обращении с людьми, алкоголем и наркотиками. Что мог делать в этой «роскошной грязи» ребенок, унаследовавший от красавицы матери высокие скулы и белокурые волосы, а во всем остальном так похожий на своего «неизвестного отца»? Пробовать на вкус выпавшие из маминой сумочки разноцветные пилюли прекрасного апельсинового цвета или горькие остатки виски и водки? Сидеть на коленях Уорхола, ездить верхом на плечах Дилана? Отвлекать внимание полицейских во время облавы на наркоманов? Красивый, одинокий малыш был не слишком убедительной маскировкой, до нелепости невинной деталью раскрепощенной компании, но даже в трансе Нико понимала, что сыну тут не место.
Немецкая бабушка Маргарита страдала болезнью Паркинсона и составляла с четырехлетним Ари безнадежно беспомощную пару. Однажды она заперла ребенка и выбросила ключ. Кричать Ари пришлось долго, случай попал в газеты, и о нем узнала другая бабушка – предположительная. Мадам Эдит Делон, по второму мужу – Булонь, решилась на форменное похищение, и Ари оказался в абсолютно новой, незнакомой ему среде – в семье мясника, отчима Алена. Эдит впервые увидела Ари за два года до того и ни на секунду не усомнилась в его происхождении – в отличие от своего звездного сына.
Впрочем, у нее с Делоном всегда все было непросто. Родители развелись, когда Алену исполнилось всего четыре (все те же четыре!). Мать, пытаясь справиться с жизнью в одиночку, отдала сына в семью кормилицы, где родные дети были любимыми, а Ален – чужим. Приемные родители жили прямо напротив тюрьмы, и, по легенде, первой игровой площадкой ребенка стал тюремный двор. В 8 лет Делон оказался в пансионе – одном из череды тех безличных учебных заведений, откуда его потом много раз выгоняли за невыносимое поведение и хулиганские выходки. Там Ален стал замкнутым, колючим, там он получил первые уроки жестокости и насилия, эхом отзывавшиеся на протяжении всей его жизни.
Воспоминания о времени, когда Эдит нашла себе мужа – мясника Булоня, но потеряла детство своего сына, сыграли решающую роль при встрече с Ари. Мальчик, так напоминавший ей другого – того же возраста, такого же заброшенного, такого же ангельски красивого, – вызвал взрыв чувств, какого она от себя не ожидала. Ей показалось, что время вернулось. У нее снова был ребенок, только теперь она могла о нем заботиться, жалеть его, отдать ему то, в чем было отказано сыну. Однако Делон расценил поступок матери как предательство: он отказался от сына Нико, не признал его своим, а собственная мать неожиданным покровительством де-факто удостоверяла его отцовство. Возможно, то была еще и подсознательная ревность взрослого мужчины, не простившего матери детские обиды.
Делон поставил ее перед выбором: или он, сын, или «этот бастард» – никаких других вариантов! В решающий для всех драматический момент на сцену вступил мсье Булонь, который дал Ари не только свою фамилию (бабушка усыновить мальчика не могла, потому что тогда он стал бы братом своего подразумеваемого отца), но и толику человечности и понимания, столь редких в жизни Ари. Ален крепко стоит на ногах, он обойдется и без нас, рассудил мясник, а ребенку мы еще можем помочь. Так Ари стал приемным сыном мужа гипотетической бабушки, поселился в комнате, увешанной фотографиями Делона, и все те годы, что жил с Булонями, спал на его софе. Магазинчик Эдит процветал – туда приходили, чтобы посмотреть на мальчика, так похожего на знаменитого актера. Знаменитый актер между тем сдержал слово.
Последующие семнадцать лет он совершенно не общался с матерью, и, лишенные возможности видеть его в мире трех измерений, покинутая мать и непризнанный сын чуть ли не каждый вечер сидели рядышком перед телевизором и смотрели фильмы с участием Алена Делона, благо их показывали очень часто… Два года спустя к шестилетнему Ари приехала Нико и привезла сыну подарок, поразивший мадам Булонь. Представляете, рассказывала Эдит позднее, эта удивительная женщина привезла ему апельсин. Один апельсин, ничего больше! Делон к тому времени успел расстаться с Роми Шнайдер (в письме на двадцати пяти страницах, отправленном ей в Голливуд, на разные лады повторялись признания в любви, под которыми скрывалась весть, разбившая Роми сердце: Ален женится и хочет ребенка). Его хорошенькая жена Натали (мать обожаемого сына Энтони – на два года младше Ари), не такая известная, как звездный супруг, была, однако, не менее строптива и заставляла Алена ревновать. Вскоре им предстояло пережить суд по поводу убийства телохранителя и секретаря Стефана Марковича, с которым Натали была, как казалось мужу, слишком дружна. И хотя все подозрения с Алена сняли, внимание прессы к членам его семьи заставило Булоней отправить Ари куда-нибудь подальше от журналистов.
Еще один католический пансион – совсем как в пору отрочества Алена, годы такого же одиночества, такой же несвободы, годы холода и тоски… В семнадцать Ари сбежал из пансиона. Поработав немного в Бургундии в заштатном ресторанчике, он оказался в Париже – возможно, надеялся встретиться с тем, кого всегда считал отцом. Но попытка сблизиться с Делоном была в очередной раз холодно пресечена: «У тебя не мои глаза и не мои волосы, ты не мой сын».
И на вопрос Изабель Аджани (с которой Ари довелось потанцевать в какомто ночном клубе), кто его родители, он ответил: «Я – ничей сын». Почти библейская фраза. Она могла бы стать эпиграфом к жизни Кристиана Аарона Пэффгена-Делона-Булоня (и станет лейтмотивом книги, которую он напишет позднее).
“Любовь ничего не забывает” – это книга-исповедь, похожая на сеанс психотерапии, где врач и пациент присутствуют в одном лице
Осенью 1981 года певец Серж Гейнсбур познакомил Ари с Энтони, законным отпрыском Делона. Законному сыну было 16, сомнительному –18. Они провели вместе дней десять, не расставаясь, но то, что для Ари явилось событием, для Энтони было просто развлечением. Он и не думал принимать «бастарда» всерьез. Ари был подавлен, и тогда друг Нико Пол Морисси предложил юноше отправиться с ним в Нью-Йорк, к матери.
Ари ухватился за эту идею. Пусть нет отца, нет брата, но ведь мать-то у него есть! Хорошо, теперь он будет только ее сыном, только таким, как она. Нико постепенно сгорала, наркотики сжигали кожу, прекрасные волосы, зубы. Но она не жалела об этом, она будто ненавидела свою красоту, истребляла ее как могла. А концерты все чаще срывались, случались истерики, драки, безумные выходки… Но там, где молчал инстинкт самосохранения, заговорил материнский: лечение Ари у психиатров (после попытки суицида) заставило мать отказаться от привычки к наркотикам. Последние два года своей жизни она держалась – ради себя и ради сына. Ее всегда мрачное мироощущение, отраженное в названиях альбомов (типичным, например, был альбом The End, который рекламировали следующим образом: «Зачем совершать самоубийство, когда можно купить этот диск?»), не могло измениться, Нико любила повторять, что она всегда в двух минутах от смерти, и утверждала: публика только и ждет момента, когда она упадет на сцене мертвой. Однако после пребывания в клинике Нико ожила. Ее последним увлечением стал велосипед – кто-то из друзей посоветовал, и ей неожиданно понравилось. На Ибице, куда она приезжала на фотосессии еще в далекие 50-е, Нико почувствовала себя почти молодой и почти счастливой.
Ей было пятьдесят, Ари – двадцать пять, им казалось забавным, что она ровно вдвое старше. Так ведь может быть только раз в жизни, смеялись они, особенный момент! Не могло быть ничего невиннее, ничего безопаснее той прогулки – 18 июля 1988 года Нико отправилась на велосипеде за покупками в ближайший городок. Несколько часов спустя полиция обнаружила ее лежащей на дороге, без сознания. Через сутки она умерла в местной больнице от кровоизлияния в мозг, вызванного падением с велосипеда, и была похоронена в Западном Берлине.
За некрологом, опубликованным в Libération, где в тысячный раз в связи с Нико и Ари упоминался Делон, в тысячный раз последовало его опровержение… Внезапная смерть Нико только подтвердила диагноз, который Ари давно поставил себе сам: ничей сын, он должен оставаться ничьим, и это надо принять. Живя сиротой при звездных родителях, он надеялся, что все еще может измениться, но и после смерти матери сиротство стало более естественным и, как ни странно, менее болезненным.
Доказывать, что он сын Делона? Зачем? Пусть Делон, если хочет, доказывает, что Ари не его сын. Добиваться фамилии, в которой ему было отказано? Ари с легкостью готов был оказаться и от той, что есть. Лучше быть просто Ари, как мать была просто Нико. И когда в 2001 году вышла его книга «Любовь ничего не забывает» (L’Amour n’oublie jamais), на ней стояло только имя: Ари. Книга не была попыткой сведения счетов, не была она и коммерческим проектом, более всего это терпкое, напряженное повествование походило на исповедь или на своеобразный сеанс психотерапии, только врач и пациент присутствовали здесь в одном лице.
Кажется, после выхода воспоминаний Ари и в самом деле стало легче дышать. Ему уже сорок пять, он фотограф, но мечтает о большой литературе, записи легендарной Нико, эти странные, мрачные, завораживающие песнопения все еще приносят какой-то доход – небольшой, но ему хватает. Хватает на себя и на двоих сыновей, которые живут со своей матерью – Вероник. Новый виток сиротства? Нет, Ари не желает сыновьям своей судьбы – пусть даже он и не всегда рядом. Важно другое: его детям их отец известен.
